Статьи

Home › News

Быть «третьим глазом»

28.08.2018

Внешние подключения к третьему глазу ( Академия Целителей )

Как появились формат и идея перформанса?

На самом деле это такая короткая форма — не большой спектакль, но и не маленький этюд. Формат перформанса на 15–20 минут довольно широкий, но в то же время это и не полноценный спектакль. Отправной точкой стал слоган «От сердца к сердцу». Мы долго работали над созданием: импровизировали, предлагали какие-то телесные, игровые, вокальные этюды. В конечном итоге через такую лабораторную работу родились определенные образы. Получилась немного абстрактная работа. С одной стороны, это не нарративная форма, с другой стороны, мы имеем дело с очень яркими персонажами и переплетениями чувственных человеческих историй.

Меня интересует выстраивание прямой коммуникации зрителей и исполнителей. Тем более это не привычный театр, где есть три стены и зрительный зал. Все же здесь мы работаем с открытым пространством, и зрители могут видеть друг друга сквозь перформанс, они находятся в непосредственной близости к исполнителям. Мне кажется, это было любопытно.

Диагностика на подключение к третьему глазу (Академия Целителей)

В ваших постановках всегда есть место самым смелым экспериментам — с медиатехнологиями, материалами, реквизитом и самими актерами. Расскажите, что осталось за кулисами.

Честно говоря, у меня были заготовлены довольно радикальные «медиапримочки», скажем так. Но в итоге мы пришли к более традиционной форме исполнительского искусства. И я даже благодарна за этот чувственный опыт: танец, музыка и вокал как они есть, ничего больше. Мы работали в очень теплой атмосфере, и, мне кажется, это отразилось на перформансе. Плохо себя хвалить, но я довольна.

ТРЕТИЙ ГЛАЗ

Каково место хореографии в ваших работах? Хорео­графия в современном танце — это по-прежнему основа действа?

Нет, конечно. Сейчас все же время мультижанровости, междисциплинарности, синтеза. А хореография — это всего лишь язык, один из многих. Могу сказать, что я даже скучаю по «чистому» танцу. Вообще, этот ритм жизни, когда мы окружены технологиями, параллельно делаем несколько дел, эта многозадачность все-таки предлагает определенный культурный код. Новые технологии давно перестали быть новыми, и уже непонятно, что мы вообще под этим подразумеваем. На мой взгляд, новые технологии сейчас — это горизонтальные связи и системы коммуникаций. То есть проекции, роботы, датчики, считывающие биометрию перформера, — все это уже пройденный этап. И это тоже нужно осознать. Во всяком случае, современный театр еще не в полном объеме понимает, как работать с этими инструментами. У меня есть несколько идей, это сейчас меня занимает — сокращение дистанции между актерами и зрителями или, наоборот, ее увеличение через использование дистанционных технологий и виртуальной реальности. Конечно, VR-технологии пока несовершенны, но, я думаю, это вопрос трех-пяти лет.

Важную роль в ваших перформансах играет актерская импровизация. Можно ли сказать, что современный танец появляется в соавторстве с актерами?

Моя роль как режиссера-хореографа — просто быть «третьим глазом». Я обозначаю точку старта, направляю, даю инструменты. Дальше исполнители сами решают, как их использовать. При этом мне нужно так сформулировать задачу, чтобы у актеров был определенный вектор, но в то же время была и свобода, внутренняя смелость экспериментировать.

Я давно уже не верю в академическую хореографию. В спектакле, который ты танцуешь 20 лет и используешь одни и те же движения, довольно сложно быть честным. А такие перформансы, которые состоят из структурированной импровизации, как мне кажется, дают исполнителю возможность быть здесь и сейчас, чувствовать время, свои ощущения, своего партнера, зрителя. У меня был моноспектакль, рассчитанный на 50 минут. Но были случаи, когда я его танцевала и за 40 минут, и за 1 час 15 минут — и это огромный размах. 

На исполнение сильно влияет то, с какой энергией пришли зрители, в каком состоянии находится исполнитель, смог ли он успокоить свои чувства, свои эмоции. На самом деле это потрясающий опыт, который требует огромного количества знаний и перформативной практики. Это очень непросто — держать зал, чувствовать свою правду. И моя задача как режиссера — дать исполнителям уверенность, дать эту правду. 

В вашем творчестве присутствуют какие-то элементы автобиографии или оно, скорее, фантазийное?

Раньше мне казалось, что нет, что я не решаю своих проблем на сцене. Но через какое-то время становится понятно, что это не совсем так. У меня был один очень интересный перформанс. Я поставила его, когда вышла замуж, танцевала его, когда родила ребенка, и продолжала его исполнять, когда мы расстались с мужем. На протяжении пяти лет сохранялась одна и та же форма, но это были абсолютно разные работы. Со временем в спектакль, который поставлен три-пять лет назад, начинаешь вкладывать другие смыслы, в нем появляются новые знаки препинания. Это тоже очень интересно переживать. В любом случае сцена — это зеркало, она оголяет, на сцене невозможно спрятаться. На сцене ты — то, что ты читаешь, что ты ешь, что ты думаешь.

Расскажите о своих последних проектах

Буквально сейчас я бегу на вокзал, сажусь в поезд и еду в город Выксу, чтобы начать финальный блок репетиций к фестивалю «Aрт-овраг». Я готовлю перформативный site-specific «Страсти по Мартену» (прошел 9–11 июня.  — TANR) в цеху Выксунского металлургического завода, где находилась самая большая в России мартеновская печь. В марте ее остановили, и я со своей командой теперь работаю над масштабным проектом в этом пространстве. Это, конечно, очень интересно, там все наполнено человеческими историями, переживаниями. Мы интегрировались в эту среду, поговорили со сталеварами, чтобы поставить перформанс-вербатим. Конечная продукция этого завода — железнодорожные колеса, и перформанс играют на этих колесах, расставленных по цеху, — а звучат они как настоящий карильон! Со мной работает композитор Алексей Сысоев, который написал для нашей постановки целое произведение. Это замечательный опыт. 

Партнерский материал